Вера КРАСОВСКАЯ. Профили танца. Сборник. СПб, 1999.

с.353-355

В поэме без названия («Любовь приходит страшным смерчем…») Хлебников вспомнил Матильду Кшесинскую и, подразумевая ее роман с наследником и двумя великими князьями, писал о знаменитом особняке:

Этот чертог был пляской нажит
Дщерью в рубище лохматом, -

То есть юной цыганкой Эсмеральдой (единственная роль, где балерина выходила на сцену, если не в рубище, так, по крайности, без бриллиантов).И в сверхповести «Зангези» (1922) в эпизоде «Плоскость ХХ» под названием «Горе и Смех», сказано устами Горя:

Сумрак – умная печаль!
Сотня душ во мне теснится,
Я нездешняя вам жаль,
Невод слез – мои ресницы.
Пляшу Кшесинскую пред гробом
И в замке дум сижу Потоцкой
Перед молчанием Гирея…

Образ пляшущей Кшесинской снова дан в перекличке с образами пушкинской поэзии. Здесь – с образцами поэмы «Бахчисарайский фонтан».

с.359
По сути дела хореограф следовал тут каноническому балетному образцу: толпа нимф окружала Истомину, «кругом ночные мотыльки» кордебалета сопровождали пляску Кшесинской. Словом, почти в каждом спектакле классики балерина – «избранница» оказывалась в центре пляшущих толп.